О воспитании девочек

Протоиерей  Артемий Владимиров

Когда мы говорим о воспитании девочек, мы часто повторяем: «Девочка — это будущая жена, будущая мать. От того, как мы ее воспитаем, зависит и семейная жизнь». Это, конечно, верно, и спорить с этим вряд ли стоит. Вот и отец Артемий говорит о том, что трудно негармоничной современной девице стать впоследствии уравновешенной мудрой женой, уверенно правящей «штурвалом семейного баркаса». Но дело не только в том, какой женой станет девочка. Она может вообще не выйти замуж, и тем не менее дар женственности, доброты, сострадания в огромной степени будет ей необходим. Священнику приходится сталкиваться с житейскими драмами, с болью видеть, как часто дар целомудрия и душевной красоты не только не ценится современными девушками, а воспринимается как помеха, от которой хотят избавиться.
Поэтому зерном беседы о. Артемия становится мысль о величайшей ценности и красоте нравственной чистоты, о ценности Богом дарованных качеств женской души. Как некую заповедь повторяет священник нашим девочкам чудесные слова: «…беречь себя великим бережением ради Господа и дальнейшей богатой духовно-счастливой жизни». Важно вырастить и воспитать не просто жену и мать, а духовно полноценного человека, и если девочке и девушке удастся сохранить «золотой запас» нерастраченной женственности и чистоты, такая девушка обязательно будет подлинной женой и матерью.
Святой Силуан Афонский, имевший великое благоговение пред Пресвятой Богородицей, признавался, что девушек он воспринимал как ан­гелов, для него женское естество, украшенное ­невинностью, чистотой душевной и телесной, действительно было образом небесной красоты, отблеском иного, горнего света. Хотя, безусловно, и мальчики, особенно те из них, которым привиты христианские начала, могут быть сравнимы с ангелами, но к ним как-то быстрее прилепляется грубоватость, порывистость, судорожность, их души усваивают много всего наносного, что скрывает и скрадывает несколько эту любезную ангелам чистоту. А женское естество самой своею мягкостью, красотой, природными добродетелями заставляет думать о мире горнем, да и ангелы изображаются так, как женщины ходить должны, — со сдержанностью движений, в одеждах, складки которых снисходят чуть ли не до пола. Подтверждение этому мы находим в словах преподобного Серафима Саровского, который, беседуя с Николаем Александровичем Мотовиловым, говорил: «Чистая девица, молящаяся Богу, есть существо избранное, непохожее на прочих земнородных, ­такая мудрая дева с чистой и милостивой душой особенно близка, особенно угодна Богоматери. Из них-то, тех дев, которые возжелали сохранить и умножить эти дарования, Она, Царица неба и земли, образует хоровод фрейлин небесных». И мы знаем, кто суть фрейлины и придворные Этой Великой Госпожи: святая великомученица Екатерина, премудрая Варвара, прекрасная ца­рица Ирина, великомученица Фекла, мученица Дарья, мученица Евдокия и многие иные девы, явившиеся вкупе с Богородицей преподобному Серафиму незадолго до его исхода.
Посему, когда речь идет о воспитании на христианских началах, педагоги, воспитатели, а прежде всего родители призваны этот идеал чистоты и красоты передать и помочь усвоить самым маленьким, самым нежным созданиям, дабы наши дети, и особенно девочки, понимали и ценили данное им сокровище, которое в наше время особенно трудно сохранить. Мне кажется, что все задачи школьного воспитания должны были бы свестись к тому, чтобы помочь девочкам осознать в себе этот дар, научиться дорожить им, благодарить за него Господа и являть в своей жизни боголюбезную строгость, принципиальность, как раньше говорили, идейность, в смысле верности этой высокой, святой и чистой идее, дабы смогли они войти во взрослую жизнь с нерастраченным сокровищем любви к Богу и людям.
К сожалению, иной дух ныне царствует в питомниках и рассадниках образования и воспи­тания, если вести речь о государственных учре­ждениях, находящихся за оградой Церкви. Нам сегодня почти что невозможно создать такую резервацию, такой заповедник, такой «вертоград ­заключенный», говоря словами церковными, мы не можем изолировать наших детей от внешнего мира, опасаясь влияния на них растленного духа времени. Мне кажется, что взрослые не должны жалеть сил и времени не для того, чтобы вдалбливать в юные головы истину: «Храни, дитя мое, храни это сокровище!», но для того, чтобы изобретать самые разнообразные жанры, формы, методы общения, от чтения до бесед и прочих благих занятий, дабы мысль эта была усвоена и стала бы убеждением христианской девочки, девицы.
Священники, вникающие на исповеди в потаенные глубины сердец и выслушивающие часто признания тех, кто потерпел драму и кораблекрушение, в большинстве случаев сталкиваются с грехом беспечности, крайнего легкомыслия, неосторожности греховной, неблагодарности со стороны тех, кто, будучи почтен от Бога красотой, эту красоту потерял. Да и вспоминая собственную нашу жизнь, особенно детство и школьные годы, мы можем подтвердить, что почти никто из нас не слышал подобных слов о необходимости благодарить Создателя и беречь себя великим бережением, ради Господа и дальнейшей богатой, духовно счастливой земной жизни. Эта мысль о сознательном хранении сокровища является подлинным противо­ядием против бесовского помрачения, в котором находятся сегодня официальные растлители — просветители в кавычках, издатели богомерзких журналов, предназначенных для молодежи. Мы, пастыри, принимая на дух юные создания, знаем, что, поступив в вуз, девушки, не будучи безбож­ницами, часто оказываются в растленной среде и начинают тяготиться своей невинностью, своей неискушенностью, неумудренностью и какой-то несамостоятельностью, робостью, а затем ­снимают с себя эти покровы стыдливости, без всякой любви, без всякого вдохновения, рассказывая затем, что нужно было ради интереса и это испытать, хотя, кроме гадливости, опустошения, помрачения, ничего не осталось в памяти. Вот из этого-то состояния легкомысленности и беспечности нам нужно выводить детей еще и потому, что враг подкрадывается незаметно, он не открывает свои безобразные личины, но скрывается под маской всевозможных удовольствий и развлечений. Тот, кто был на Западе или наблюдал за молодыми людьми, выросшими в западных странах, знает, насколько там укоренилась установка на развлечения. Сам учебный процесс построен на том, что американцы называют «fun», «for fun» — «для развлечения», так что знание о жизни дети получают под определенным углом: все по поверхности, все чуждо проникновения в суть вещей, все бессистемно, все отрывочно — нет подлинного образования и воспитания. Христианские родители в этом отношении должны быть здравы, трезвы и мудры, дабы уже с отроческих лет детям, и особенно девочкам, привились понятия о невидимой брани, о сражении со злом, требующим напряжения всех сил, впрочем, не так, чтобы для ребенка силу имели лишь одни запреты.
Безусловно, покуда наши дети маленькие, можно не говорить еще о различии принципов в деле воспитания мальчиков и девочек. Думаю, что, воспитывая и мальчиков и девочек, христианские ­родители должны особенное внимание обращать на такое понятие, как правила хорошего тона, ­правила приличия: «прилично» — «неприлично», «достойно» — «недостойно», потому что, к сожалению, часто наши дети бывают весьма запущенные в отношении самых простых вещей, в то время как девочкам нужно опережать мальчиков в аккуратности, любви к чистоте, к порядку, опрят­ности, бережности в отношении своего платья. Девочка-грязнуля, девочка-замарашка, девочка-плакса чумазая — это гораздо неприятней, чем мальчишка-оборванец, где-то перепачкавшийся, упавший в какую-то лужу, ему «по профессии» полагается — на то он и мальчишка. А вот девочка, конечно, может и должна с младых ногтей понимать, что такое женственность, что такое стать женской природы, и соответственно себя вести (хотя мы не говорим о кокетстве, о желании нравиться, «воображать», строить глазки и производить впечатление). Женственность, скромность, стыдливость — понятия вполне совместимые. Стихией женского сердца, помимо чистоты нравственной, является сердечность, доброта и милосердие. Девочка-злюка, девочка жестокая как бы и не девочка, таких зовут «постреленок», «гаврош», «мальчиш-кибальчиш». Никто не будет спорить, что начатки добродетелей — мягкосердечия, нежности, милосердия — закладываются в родительском доме. Замечено, что в сознательном возрасте мы оцениваем все жизненные явления в призме тех впечатлений и обычаев, которые стали достоянием нашего детства. Скажем, если мама так поставила в семье дело, что папа как бы и ненужный человек, помеха в деле достижения какого-то земного успеха, благополучия, то девочка, выросшая в такой атмосфере, даже став христианкой, обогнав свою «маму-амазонку» в отношении религиозного миросозерцания и мироощущения, когда приходит ей пора выйти замуж и основать свою собственную семью, смотрит на своего избран­ника предубежденно, хотя это может и укрываться от ее сознания. Поэтому дети очень часто повторяют судьбы своих родителей.
К сожалению, сегодня мало девушек, которые бы отличались такими необходимыми качествами для молодой супруги, как равновесие душевных сил, благодушие, то есть стремление успокоить себя и окружающих при не вполне спокойных ­обстоятельствах; хладнокровие, то есть умение ­сохранять трезвенность ума, когда вокруг нас происходят внезапные изменения, потрясения, умение видеть светлую сторону событий, то есть не помрачаться, не терять почву под ногами, если что происходит против нашей воли. Собственно, это и есть, кажется, русский характер, выведенный Некрасовым в поэме «Мороз, Красный нос», где представлен типический образ сильной духом, спокойной, мирной, величественной в своем смирении русской женщины. Сейчас таких единицы, и даже при относительном телесном здоровье наши девочки, отроковицы, девушки, а потом и женушки отличаются нервозностью, склонностью к истерии, упадническим настроениям, способностью опускать руки, когда нужно держать твердо их на штурвале семейного баркаса, недостатком благодушия, великодушия, благородства, некой философичности в перенесении жизненных испытаний. Характер нынешних наших невест как-то мелковат, ущербен, чего-то в нем не хватает — полноты, округленности (про мужчин мы сегодня не говорим, у нас сегодня героиня — девочка, девушка). Почему так? Конечно, не только потому что все более и более ущербляется природа человеческая, по мере приближения конца света, но и потому, что редко в каких семьях сохраняется человеческая атмосфера общения, редко где не повышался бы голос супругов друг на друга, редко где раздражение, окрик гневливый — исключение из правил. Дети, не видящие гармонии в отношениях старших, как губка, усваивают все их недо­статки, помноженные еще и на собственные грехи, что выпирает тотчас, как только они сами вступают в супружескую жизнь.
Поэтому так важно мальчиков, и особенно девочек, свести с людьми мирного, теплого, благородного, христианского духа. Родители сейчас должны быть озабочены не столько выбором вывески, висящей на той или иной школе, сколько выбором личности педагога, того, кто будет формировать сознание, мироощущение детей в начальных классах школы. И благо, если священник, воспитатель и прежде всего родители будут нести в себе хотя бы начаток этой мудрости, этого благо­душия, этого светлого восприятия мира — без веры, кажется, это и невозможно, — что может передаться ребенку, может быть им усвоено даже без всяких теоретических посылок. Входит в возраст малышка, становится отроковицей, а сейчас уже в 13-14 лет — совершенно развитой девицей, и мы наблюдаем, как в жизнь этих мгновенно выросших девушек входят вопросы, до которых ум добрался, а сердце еще нет. Мы сегодня наблюдаем такое ­нелегкое для педагогов положение дел, когда нравственные чувства еще в зачатке, а телесно ­созревшая, выросшая девушка примеривает себя к жизни взрослых и хочет ощущать себя таковой. Ей бы еще в спокойной, тепличной обстановке как следует изучить, что такое синус и косинус, прочитать бы еще парочку классических произведений по курсу русской литературы, не говорю, свято-отеческих творений, а она уже проникнута каким-то томлением, безотчетной грустью, она уже иначе, оценивающим взором смотрит на себя в зеркало — словом, в ход вступает действие страсти, разбуженной быстро развившимся телесным естеством и искусственно подогретой окружающей средой (а сейчас все в мире проникнуто и пропитано блудным духом).
Конечно же, родители, педагоги, священники должны уже заранее прозорливо все это пред­видеть, об этом размышлять, молиться, дабы, когда сойдет дождь, взвеют ветры, разольются реки, храмина бы устояла, не упала бы «падением ве­ликим». Мы видим, насколько в наши дни мал ­золотой запас, насколько невелико в девочках-христианках духовное противоядие этому все ­сокрушающему, разметывающему духу времени. И вот разбуженная страсть, помрачая разум, сокрушает становой хребет отроковицы-девицы, и то, что доставляло ей полгода назад искреннюю радость — храм и все, его наполняющее, — становится в тягость, сердце не испытывает никакого сочувствия чему-либо духовному. Даже «Святая Святых» — заветная Чаша причащения воспринимается как навязанная кем-то обязанность. Девочка, девушка переоценивает тогда все, что она видела и слышала, не будучи готовой к сопротивлению страстям, замутившим дотоле чистое сердце, она часто объявляет бунт, революцию усвоенной с детства вере. Вчерашние «анютины глазки» и «фиалки» приносят батюшкам на исповедь апологию светской жизни: «Почему Бог есть только карающая инстанция? Почему Он такой…», — и далее они нанизывают слово за словом, конечно же, не свойства Божьи, но философию противления Закону Божию, который, к несчастью, воспри­нимали лишь как систему запретов и табу, но не как полноту духовной жизни. Все становится в тягость — волосы хочется непременно распушить, раскинуть по молодым плечам, дабы, гордо взмахнув хорошенькой головкой, выйти навстречу ­весеннему ветру. Вдруг становится неприятной юбка полумакси, хотя именно она женственна, именно она являет грацию женской природы, именно она возвращает красоту вчерашнему «страусу» (долговязой девочке-подростку), а сегодня — уже стройной девушке. К этим искушениям, безусловно, надо готовиться и как-то этому противостоять, прежде всего молитвенно вверяя юные создания покрову Матери Божией, прося, чтобы Она Своим перстом коснулась их сердец, ума, удержала, сохранила, покрыла, защитила от разбойников, мысленных супостатов, да и не только мысленных, но и ходящих вокруг нас.
И здесь, безусловно, очень важно помнить о том, что полнота веры всегда благоухает и изливается вовне дарами Божиих добродетелей. Плод Духа есть мир, радость, любовь, долготерпение, милосердие, кротость, воздержание. Царство Божие не в пище, не в питии, но в силе Духа Святого, в радости и правде Духа Божьего. Применительно к делу воспитания это выражается в том, что христианин, тем более воспитатель, педагог, а особенно мама, должны быть светлыми, пусть не святыми, но светлыми личностями. Истинно христианское сердце — это блаженное сердце. И как нам бывает легко общаться с радостным, ­увлеченным благим делом человеком, как мы оживаем в присутствии тех, кто вносит полноту в нашу жизнь, так, конечно же, и дети, особенно ­отроковицы, нуждаются в общении с такими подлинными христианами. Вспомним хотя бы не­которых из них.
Святой праведный отец Алексий Мечёв, благочестивый и святой батюшка, духовно окормлявший москвичей в самое лютое время гонений и компромиссов 20-х годов, давал молодежи одно наставление: «Будь как солнышко! Учись согревать сердца близких даже внешним видом, внешностью своей». Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, у которого отец Алексий заимствовал это «солнечное благочестие», известен тем, что никогда не передавал плохих новостей, которые могли бы обескуражить, растревожить, ввергнуть человека в уныние. Да, конечно, он бывал грозен, он предвидел многое, говорил, почему колеблется престол Российского царства, но в общении с людьми благость его была всепобеждающей, и в этом — тайна его влияния на двоечников и «конченых» школьников, от которых отказывались прочие педагоги. О. Иоанн всех их брал на поруки, согревая своей любовью, так что потерявшие надежду на собственное исправление существа оттаивали в его руках и воскресали к жизни благой и созидательной. Этим знамениты все действительно духовно настроенные личности, прежде всего пастыри. Вспоминается святитель Иоанн Шанхайский, Чудотворец нашего времени. (Сегодня многие христиане, к сожалению, настолько погружены в разбор всевозможных конфликтов между юрисдикциями Православной Церкви, что спрашивают: можно ли молиться святому Иоанну Шанхайскому, ведь он за границей прославлен? Святитель Иоанн Шанхайский — это явление Вселенской Православной Церкви, точно так же, как мироточивая Иверская Монреальская икона.) ­Будучи в Китае, в Шанхае, он выискивал на помойках детей-китайчат и брал их под свое крылышко. Был там один мальчик, брошенный всеми, который душевно не развивался, не мог двух-трех слов связать. Святитель Иоанн подошел к нему, обнял его и сказал: «Запомни твердо и навсегда: отныне я твой отец». Мальчик этот впоследствии стал священником.
Такие примеры высоки, конечно, недостижимо высоки для нас, но они нам показывают, кем должны быть родители, к чему они должны стремиться, дабы не потерять детей и прямо или опосредовано не создать в семье революционной ­ситуации. Поэтому так важно, чтобы сердце окружающих девочек взрослых было насыщено положительными эмоциями, добродетелями христи­анскими, качествами обновленного сердца. Так важно, чтобы в присутствии девочек взрослые не срывались, не выходили из себя, чтобы их неисправности не вызывали в них ожесточения, чтобы нам удавалось исправлять духом кротости, хотя бы и приходилось повторять детям в седьмой и в тридцать седьмой раз. Самое главное — это, конечно, радость взаимного общения, которую дарует Христос православным христианам. К сожалению, мы об этом забываем и даже как-то не чувствуем тайны, о которой Господь говорит: «…где двое или трое собрались во имя Мое, там и Я посреди них» (Мф. 18, 20). Мы не чувствуем этой тайны на ­наших уроках, на наших собраниях, не чувствуем этого и в общении с детьми, забывая, что главное переживание, внутреннее душевное состояние, которое должен ощущать христианский педагог, — это бескорыстная и подлинная, глубокая радость, которую дарует Господь, давая возможность общаться с относительно еще неискушенными су­ществами, которые не совершили в большинстве своем смертных грехов, еще сочувствуют добру, еще отвращаются от зла и не потеряли надежды вырасти нравственными людьми. Замечено, что даже в православных школах, в старших классах, на уроках, посвященных самому главному — За­кону Божьему, христианской нравственности — среди наших слушательниц всегда находятся ­девочки — одна, две, три, — которые носят в сердце очень тяжелые состояния, даже цинизм. Цинизм — это неспособность благоговеть ни перед чем, неспособность верить ни во что высокое, смерть души прежде смерти тела. Цинизм является следствием блудных падений, либо каких-то чрезвычайно неблагоприятных обстоятельств домашней жизни.
У некоторых бунт против Церкви бывает обусловлен разномыслием в сердцах взрослых — отца и матери или мамы и бабушки: например, бабушка хочет, чтобы девочка выглядела модно, современно, приглашает смотреть вместе с собою телевизор — в общем, всячески пытается притянуть ребенка к современной жизни, а мама консервативна, является охранителем нравственности своего ребенка. Естественно, что падшее сердце (а оно у нас у всех падшее) долго не выдерживает и весьма часто принимает сторону неблагочестивую, хотя ребенок учится в православной гимназии или ходит в воскресную школу. Священник, ведя урок в такой школе, видит, что все в душе этой девочки перевернулось, все смешалось. Слова о вере и о любви не воспринимаются, ребенок их отторгает. Как исправить дело, возможно ли его исправить? Читать мораль невозможно, стыдить того, кто потерял страх Божий, бесполезно — что тут можно сделать? Опытный священник и мудрый христианин понимает: эта душа находится в руках Божьих, она больна, больна тяжело, наше дело только не загнать эту болезнь вовнутрь, не привести слушателя в состояние героя «Записок из подполья». Какой нужно подъять труд, чтобы эту начавшую высыхать смоковницу окучить и унавозить, однако же приносить плоды — ей самой. Свершаться эта кропотливая работа, в надежде на лучшее будущее, может только за счет сердечных ресурсов ненавязчивости, деликатности; прямо никаких обличений не должно произноситься, но нужно суметь воссоздать идеал женской красоты, женской души, так, чтобы свет этот лился на помрачившуюся душу. Этому необходимо учиться, хотя не все будет сразу получаться. Безусловно, здесь потребна большая изобретательность, мы призваны искать новые и новые формы такого ненавязчи­вого назидания. Кто-то из педагогов умеет по-особому прочитывать Священное Писание, находить там сюжеты, поражающие своей современностью, иногда как бы натуралистичные, а вместе с тем проникнутые глубокой верой в силу праведности. Например, повествование об искушении цело­мудренной Сусанны из книги пророка Даниила — это как раз для современных старшеклассников, которые уже все видели на картинках или по ­телевизору, не дай Бог, испытали, все слышали, все называют своими именами. Там все описано очень современно: выведен животный инстинкт, цинизм иудейских старцев, которые даже о любви не говорили и не думали, прямо признаваясь друг другу, чего они хотят, чего ради следили за Сусанной. Конечно, очень важно современным девочкам, особенно тем, кто вкусил запретного плода, поразмыслить над образом Сусанны, которая, как лань, стенала, возводя очи к небесам, молилась, отстаивала свою женскую, супружескую добродетель.
Безусловно, мы должны быть готовы к оскудению духовных и религиозных чувств в наших детях, даже в девочках. Сколько должно пройти времени, какие должно испытать беды и напасти, сколько всего нужно преодолеть, чтобы душе привился, по ее трудам и неотступности, дух молитвенности, который является путеводной звездой в жизни истинного христианина. Нет молитвенного духа, то есть стремления всегда быть с Богом, везде и всюду, при любых обстоятельствах, нет молитвенного духа — нет еще и христианских убеждений, нет еще и подлинного понимания, осознания духовной силы таинств Исповеди и Причащения. Исчезновение, иссякание начатков этого духа мы наблюдаем в отроческом, переходном возрасте. Как этому воспрепятствовать, как переждать то время, когда душа пребывает в пустыне неведения Бога, — трудный вопрос. Думаю, что ответ на него нужно искать в родительских сердцах и в сердцах воспитателей, священников. Молитва — это менее всего формальное дело, молитва — это есть нечто живое, дыхание молитвы — это самая жизнь нашего сердца. Если сердце зажило, дух молитвенный привился ради нашего смирения, покаяния, неотступности нашей, бесчисленных падений, от которых мы восставали в надежде на Бога, то молитвенность души будет проявляться всегда и всюду. И в общении с ребенком это, наверное, самое главное, потому что дети все воспринимают интуи­тивно, сердцем, чувствилищами души своей. Поэтому, когда в присутствии их взрослые молятся лишь перстами и устами, формализуя, обескровливая молитвенный подвиг, сводят его к благо­честивому выстаиванию перед иконами, но не ­радят о молитве внимательной, не радят о сочувствии души словам молитвы, дети не проникаются этой силой, единственно способной удержать в нас благодать Божию. Живая молитва, безусловно, может и должна находить себя в словах, вытекающих из церковных молитвословий, но иногда она рождается в связи с конкретными обстоятельствами, нравственным состоянием ребенка.
Из повествований о подвижниках благочестия мы видим, как их матери часто проявляли эту непосредственную молитвенность, как они ходили пред Богом, обращаясь к Богу в соответствии с тем, что им подсказывала обстановка: «Матерь Божия, Владычица, оставляю Тебе, на Твои по­руки мое дитя, у меня нет уже ни слов, ни средств внушить ему, что такое хорошо, а что такое плохо, сердце мое страждет, не могу смотреть на это дитя, потерявшее стыд. Ты Сама, Пречистая, вразуми его, настави!» По существу, каждая мама знает, о чем идет речь, но не всякий педагог это понимает. К сожалению, очень часто дети, и девочки в том числе, теряют начатки страха Божия на наших занятиях, потому что там нет места этому тихому живому дыханию молитвы. На самом деле, педагог, конечно, должен был бы и отступать иногда от канонических молитв, но молиться непосредственно, скажем, заканчивать молитвой свой урок, так чтобы молитва была выведена, изведена из глубины души, в соответствии с тем, что было предметом нашего изучения. Например, мы изучаем с детьми из Священной истории жизнь Иосифа Прекрасного, остановились на одном из самых значительных эпизодов этой жизни: спасение его из рук нечестивой и блудной жены. Педагог, рассказывая об этой страшной брани, будет говорить о целомудрии и нечистоте. А после урока можно прочитать не только молитву «Достойно есть», но и помолиться так, в простоте: «Господи, благодарю Тебя, яко даровал еси нам внимати святому учению, сохрани и здесь предстоящих детей от грехов нецеломудрия, нечистоты во славу имени Твоего…» Можно заранее подумать, что это будет за молитва, новая для детей, но звучащая для них весьма свежо и поставляющая их пред Богом. ­Говорим мы это потому, что детям нужна непосредственность нашей духовной жизни, они, ­конечно, будут радоваться тогда, когда мы будем подлинно Божьими, будем ходить пред Богом, находя и черпая образы и способы общения с ними не из учебников только, но и из живого внутреннего опыта.

Источник: Прот. Артемий Владимиров. Уроки воспитания. Подвиг семейного воспитания, сборник бесед, выступлений, статей.- М.: Издательство храма Трех Святителей на Кулишках, 2001.

1237

Статья написана Sestra

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Перейти к верхней панели